Андрей Смирягин
Некоторые могут решить, что диванчик не ведает в моем сердце
конкуренции с другой мебелью. Отнюдь! Возвышенная любовь
организма к горизонту время от времени бессильна помешать телу
сломя голову броситься в объятия обеденного стола и предаться
порочной страсти чревоугодия, то есть набиванию брюха всем, чем
не поподя, до отказа.
Аппетит - какое замечательное свойство человеческой природы!
Аппетит не дает нам скучать еще с древности. Ничто так не
задевало нас до глубины души и ничто так не навевало грусть, как
отсутствие любимой еды рядом. Аппетит толкал нас на забивание
камнями мамонта и околочивание груш с дерева. И до сего дня
аппетит остается самым ярким и всепоглощающим чувством. Бананы,
курица и шампанское - наша самая первая и незабываемая любовь,
которую мы проносим с детства через всю жизнь.
Вот и сейчас в очередной раз я почувствовал, что в желудке
образовалось пространство, достаточное, чтобы в нем поместилась
планета приличных масштабов. Толкаю локтем в бок женщину, что
прилегла отдохнуть рядом.
- Эй, на диване!
- Что такое?.
- Я есть хочу.
- Съешь меня.
- Не хочу.
- Почему?
- Ты сырая.
- Что же, я себя еще и пожарить для тебя должна?
- Нет, пойди и пожарь курицу, если тебе все равно, что
жарить.
- Где же я тебе ее возьму? Ту, что купили вчера, ты уже
съел.
- Да, жалко, что у курицы всего две ноги, а не четыре.
- Милый, у тебя не рот, а маленькая пропасть. Тебя же легче
убить, чем прокормить.
- Хорошо, давайте меня морить голодом, мучать недоеданием,
пытать дистрофией. Ты посмотри на меня, я уже пухну от голода.
- Милый, если ты и пухнешь, то только не от голода. Ты
посмотри на себя: отъевшийся, опившийся, отоспавшийся волосатый
мужик. Ты бы задницу от дивана оторвал и посмотрел на мир вокруг.
- Отличная мысль, давай сейчас же поедем к кому-нибудь из
моих друзей. К Крацу, например, Его мамаша сказочно готовит.
Поедим, а заодно и пообщаемся. И главное, денег тратить не надо.
- Какой же ты скупой!
- Я не скупой, я - жадный.
- А в чем разница?
- Скупой платит дважды, а жадный вообще не платит.
И потом это не относится к гостям. В гостях я очень щедрый
человек. Это доказывает и полное отсутствие у меня стеснения
кушать все, что бы хозяева не подали. Это даже удивляет хозяев
некоторой невоздержанностью. Если бы я был жадным, разве я себя
так вел? Я бы поклевал чуть-чуть с таким расчетом, чтобы и
хозяева, случись им быть у меня в гостях, не объедали бы меня.
- В таком случае Краца надо сегодня пожалеть. Ты и так к не-
му заезжаешь слишком часто. Он может решить, что ты делаешь это
только ради еды.
- Ладно, пускай я умру от голода.
- Ну, хочешь, поедем в "Макдоналдс".
- Ты хочешь оскорбить святое чувство моего аппетита. Никогда
больше не говори при мне об этой забегаловке, а то меня стошнит.
Пусть обслуживание у них и ничего, шустрое, но бутерброды их эти,
которые гамбургерами кличут - помойка отменная. За что только
деньги дерут? Да пусть мне даже заплатят, я их в рот не брал и
никогда не возьму.
- Откуда же ты знаешь, что помойка, если ты их никогда в рот
не брал?
- А мне Крац рассказывал. На вид, говорит, закусон вроде
подходящий, а в рот возьмешь - жалко, говорит, народу много,
плюнуть некуда.
- Ну хочешь, поедем в какой-нибудь ресторанчик. Хотя бы в
тот итальянский, помнишь, куда ты меня пригласил в первый день на-
шего знакомства.
Это мне-то не помнить тот ресторанчик!
Только в тот ужин я собрался воткнуть вилку в принесенную
дымящуюся пиццу, как ее кто-то выхватил прямо у меня из-под носа.
Это был не кто иной, как официант. Оказывается, он перепутал заказ
с соседним столиком. Их пицца стоила в два раза дороже. Но это еще
были цветочки. Это дешевый клоун в конце обеда принес счет, кото-
рый был раза в три больше всего, что я по всем расчетам ожидал.
Когда я указал ему на это, он схватился за голову. Душегуб снова
все перепутал, но парочка за соседним столиком, кому достался мой
счет, его уже оплатила и благополучно смылась. Мне ничего не оста-
валось делать, как разориться на все деньги, что у меня были. Не
будешь же в присутствии дамы, которую ты собрался соблазнить этим
вечером, поднимать недостойный настоящего мужчины шум.
И точно, тем вечером я с дамой не прогадал, отчего сейчас и
называю себя последним дураком.
- Чтобы я еще пошел к этим проклятым итальянцам! Да ни за
какие пиццы на свете!
- А что ты так горячишься? На тебя прямо не угодишь.
- И правда, что это я. Ты знаешь, когда я голодный, я просто
зверею. Я на все способен.
- Как это кстати. Мне раздеваться?
Эх! Сами видите, каким боком мне вышел тот ресторанчик.
- Раздевайся, раздевайся! Как раз тобою я и закушу...
А начну я с ее аппетитных глазок, кстати тут же к пиву
подойдет и солоноватый носик. Невыразимо хороши и горьковатые
ушки. Дальше мой голод утоляет грудь, дающая мне молоко. Когда
облизываешь ее с ног до головы, нет, нет, да и наткнешься на
аппетитнейший прыщик. А ничто так не возбуждает мой аппетит, как
прыщики на теле женщины.
А на жаркое, на жаркое сегодня у нас нежная мякоть бедра,
истекающая пряной подливкой страсти. А на десерт, когда ты уже
сытый валяешься у нее на животе, сладкий сахарный пупок.
- А что же ты в конце отплевываешься?
- Я не отплевываюсь, просто волосок попался.
- Ты не любишь женские волосы?
- Почему же, я очень люблю женские волосы: целовать их,
гладить, вдыхать их аромат - но кому же понравиться находить их в
супе, даже если суп из человечины.
- Людоед!
- Да, и не боюсь этого. Даже когда я наблюдаю соревнования
культуристов, их горы мышц, мне всегда почему-то очень начинает
хотеться есть.
- Боже, с кем я связалась! У него и к культуристам какие-то
претензии. Может, ты того - гомосексуалист.
- Ну если, считать, что людоедство - это пищевой
гомосексуализм, то... Впрочем, женщин я ем с большим
удовольствием, как правило, у них больше тела.
- Никогда не подозревала, что ты любишь толстушек.
- Терпеть не могу толстушек, особенно когда застукаешь их за
едой. Женщина хороша, когда у нее блестят глаза либо от
шампанского, либо от голода.
- Тогда ты должен любить всех без разбору, потому как
большинство из нас только тем и занята, что с утра до вечера
голодает в надежде похудеть.
- Толку-то. Всю свою жизнь женщина ведет борьбу с
собственным весом. Она начинает эту борьбу в ранней молодости и
посвящает этому трудному делу лучшие годы жизни. Многие не
выдерживают бескомпромиссного сражения и сходят с дистанции,
многие продолжают бой, но победы ждать не приходится.
Женщина худеет всегда, она худеет даже тогда, когда она
толстеет. Если бы женщины сбросили и сотую долю того веса,
который они теряют, судя по их речам, то они давно бы испарились
с этой планеты, пройдя через точку нуля, предоставив мужчин самим
себе.
Но женщина в этой борьбе терпит два поражения. Первое - в
борьбе с желанием много и вкусно поесть, а второе - в борьбе с
последствиями поражения борьбы с желанием много и вкусно поесть.
- А сам-то только тем и занят, что ест, как не в себе.
- Я не ем, а духовно обогащаюсь.
- Это "обжорство" ты называешь духовным обогащением?
- Да. Ведь что такое еда? Это духовный акт познания
окружающего мира через непосредственный контакт с ним. Поглощая
куски инородной материи, мы пропускаем внешний мир через себя,
отчего получаем энергетическую подпитку и новую информацию извне.
- А мне всю жизнь казалось, что информацию мы получаем из
книг.
- Кто же спорит. Всему лучшему, что в нас есть, мы обязаны
книге... о вкусной и здоровой пище. Впрочем, и другие книги
способствуют аппетиту - пустота из головы плавно перебирается в
желудок. Ой! Тихо! Кажется, началось!
- Любимый, почему ты схватился за живот. На тебе лица нет. И
что у тебя началось?
- Что, что? Схватки! Ой, мамочки! Как копошится, стервец.
- Да кто копошится?
- Подожди... Слышишь, ворочается. Ой, мамочки, я этого не
переживу!
- Я чем-нибудь могу тебе помочь?
- Ты ко мне на могилку приходить будешь?
- Ты с ума сошел?!
- Ну и не надо! Прощай, любимая! Ты была мне верной
подругой. Да только не уберегла ты плод моей любви к тебе. Ой,
мамочки мои! Как внутри, стервец, разошелся, как распоясался.
- Ты толком можешь сказать, кто у тебя там разошелся да
распоясался?
- Кто, кто! Голод лютый, вот кто. Крандец мне настает.
- Так, может, перед смертью сарделечку тебе быстренько
сварить.
- Сарделечку... А что, у нас есть?
- Полный морозильник.
- Надо же, голова, два уха. Как же я забыл! Да, иди, иди,
любимая, выполни последнюю волю умирающего, да горчицы побольше
положи и пивка не забудь.
Итак, я кладу на тарелку кусок сардельки, горчицу и ставлю
рядом пиво. Одновременно почему-то все никогда не кончается.
Например, кончается горчица, но остается сарделька и пиво.
Приходится докладывать горчицы. Или кончается сарделька, но
остается горчица и пиво. Приходится брать новую сардельку. Ну а
жрать сардельки с горчицей без пива вообще вряд ли кому в голову
приходило. Вот так и в жизни: и жрать давно не хочется, и
остановиться никто не может.
А мой организм больше ничего не приемлет, кроме покоя. На
него я и ухожу - до следующей лекции.