Заговорили о ста днях правительства. Вроде бы не совсем по форме эти разговоры: главу правительства не сменяли, и даже дата отсчета ста дней не совсем ясна. Если считать от назначения Анатолия Чубайса, то сто дней исполняется в середине июня, если же от назначения Бориса Немцова - то в конце июня. Но не в формальностях дело: изменения и в составе правительства, и в содержании его работы столь велики, что есть все основания оценить его именно как новое.

     РУССКАЯ РУЛЕТКА: СТАБИЛЬНАЯ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ

     Всякая оценка зависит от точки отсчета. Скажем, нынешняя средняя зарплата россиянина - полтораста долларов - это много или мало? Много, если вспомнить, что в декабре 1991 года она равнялась семи с половиной долларам (в расчете по обменному курсу, что далеко не полностью выражает экономическую реальность, но все же говорит о многом). Мало, если учесть, что в иных странах нормальная зарплата - две тысячи долларов в месяц.

     В политических спорах именно точку отсчета чаще всего затуманивают по старой советской привычке не говорить народу всю правду: а вдруг народ испугается. Представим себе, что власти новой России сразу после краха августовского путча 1991 года сказали бы во всеуслышание то, что начали раскрывать лишь недавно в публикациях архивных документов: казна пуста и закрома пусты, долги такие, что больше кредитов не дают, за импорт хлеба платить нечем, а своего зерна хватит только до февраля 1992 года. Тогда и либерализация цен, и Беловежские соглашения предстали бы тем, чем они и были на деле: не произвольными экспериментами над народом, а единственно возможными шагами, спасительным, хотя и горьким, лекарством.

     Неумение ( или нежелание) называть вещи своими именами донельзя искажает реакцию общества на самые важные проблемы. Свежий пример: шок, вызванный недавним выступлением Анатолия Чубайса в Совете федерации о бюджетном кризисе. И политики, и комментаторы новостей восприняли это как сенсационное признание правительства. Между тем, Чубайс всего лишь назвал своим именем то состояние, в котором пребывает советский, а затем российский бюджет по меньшей мере с 1988 года. Если бы именно так, без смягчающих эвфемизмов, велся разговор хотя бы на полгода раньше, может быть иным был бы бюджет и не потребовался секвестр.

     Почему же, при всем прогрессе гласности, открытый политический язык все еще не в чести? Объяснение может быть одно: какова политика, таков и язык. Вот что пишет наблюдатель безусловно объективный (поскольку зарубежный), известный германский парламентарий О.Ламбсдорф: "Нынешнее положение в России можно охарактеризовать с помощью краткой, парадоксально звучащей формулы: стабильная нестабильность. Нестабильность значит, что общество и государство в России во многих отношениях находятся в ситуации, чреватой сползанием к более или менее катастрофическому состоянию. Стабильность же означает, что эта ситуация не выйдет из-под контроля - сползания к катастрофе не будет. Причина этой сохраняющейся стабильной нестабильности кроется в том, что решение проблем, т. е. политика, осуществляется в России в пожарном порядке: туда, где горит, посылают пожарную команду. Однако она выезжает только на большие пожары. Российское правительство бездействует. Его деятельность исчерпывается одной лишь реакцией, да и то лишь там, где бездействие могло бы обернуться большим и колоссальным ущербом."

     Это - из статьи в апрельском номере германского журнала "Интернационале политик". Значит, написано не позднее марта. Такова оценка российского правительства до реорганизации, оценка кабинета, о котором Бориса Ельцин недавно сказал: "Застойное было правительство". Примем это как точку отсчета в оценке сделанного за сто дней новым кабинетом.

     А сделанное в общем известно. Внесены предложения о секвестре, что позволяет исправить общую ошибку "застойного правительства" и парламента, принявших неисполнимый бюджет. Государство приступило к реальному регулированию естественных монополий: они уже лучше платят налоги, они готовы снизить тарифы, они обещают снять искусственные наслоения на свой естественный монополизм. Начато применение конкурсной системы распределения заказов на поставки продукции государству, и прежде всего армии. Упорядочивается движение бюджетных средств и назван срок, когда казначейство полностью сменит уполномоченные банки. При этом продолжается выплата долгов пенсионерам, и весьма вероятно, что это будет завершено в обещанный срок.

     Пожарная команда Чубайса-Немцова-Сысуева-Коха-Уринсона была послана на большой пожар в последний момент: перманентный бюджетный кризис обострился до крайности, страна была на пороге полного прекращения выплаты пенсий и резкого расширения задержек зарплаты. Спустя сто дней можно сказать: команда действует быстро и грамотно по всем мыслимым направлениям тушения пожара. А что потом? Если пожар будет к концу года остановлен (что уже представляется достаточно вероятным), - будем ждать следующего?

     Кажется, передряги переходного периода кое-чему научили. Пожалуй, самое заметное в работе реорганизованного правительства - то, что за сто дней оно успело заняться не только пожарными мерами. Внесен в Думу комплекс социальных законопроектов - если они будут приняты, то нового долга по пенсиям уже не будет. Внесен проект Налогового кодекса. Если он будет принят, сбор налогов упорядочится, нынешний катастрофический секвестр не повторится. И что гораздо важнее: снижение налогов на товаропроизводителей даст толчок долгожданному росту производства. Сдвинуты с мертвой точки, хотя еще и не приобрели ясных очертаний, жилищно-коммунальная реформа и военная реформа. Это уже подлинная вторая очередь всей системы рыночных реформ, равнозначная тектоническим сдвигам 1992 года: либерализации цен и приватизации. Когда справимся с этим, можно будет не только забыть о бюджетном кризисе. Можно будет сказать, что переходный период позади и мы живем в стране с нормальной экономикой.

     Речь не об успешных результатах: их нет и за сто дней не могло быть ни на одном из направлений работы. Даже действия по тушению пожара не закончены, а только начаты, и не безупречно (судя по всему, и работа с естественными монополиями, и устранение института уполномоченных банков, и внедрение тендерной системы протекают далеко не гладко, а с долгами по зарплате дело обстоит куда хуже, чем с долгами по пенсиям). Действия же по решению перспективных проблем по сути даже и не начаты, а лишь впервые четко обозначены. Что же реально состоялось? Только одно: в работе правительства стало ясно видно, говоря словами Ламбсдорфа, "решение проблем, т.е. политика". Только одно, но самое важное. Для ста дней - очень неплохой результат. Но вправе ли мы говорить только о ста днях? Российским реформам - не один год.

     ТРИ ГОДА ПЕРЕД ТЕМ

     Почему три, а не все пять? Не будем слишком придирчивы: нынешний премьер не отвечает за 1992 год, и не только потому, что тогда он еще не был премьером. В тот год бури и натиска страна лишь познавала на ощупь мир незнакомых реальностей. Не вполне отвечает Виктор Черномырдин и за 1993 год, хотя он уже был премьером: тогда вся политика поглощалась борьбой президента с Верховным Советом, борьбой, дошедшей до октябрьской стрельбы. Но уж без всяких скидок он отвечает за все с начала 1994 года, когда уже и октябрьские дни были позади, и прошли первые выборы в Думу, когда второй раз и окончательно ушел из правительства Гайдар. Открывалась прямая и ровная дорога для работы в соответствии с его, Виктора Черномырдина опытом и представлениями.

     4 марта 1994 года состоялось расширенное заседание правительства. Премьер сделал доклад об итогах 1993-го и планах на 1994 год. Он заканчивался на мажорной ноте: "Сейчас поменьше надо стонать и ныть, побольше нужно инициативы и собранности. Только так сможем выйти из штопора, набрать высоту и развить крейсерскую скорость реформ." В докладе не уточнялось, кто ввел страну в штопор, но намек был более чем прозрачный: "Скажу честно и откровенно - я не из тех умельцев на все руки, кто готов из завлабораторией скакнуть сразу и в министры, и зампремьеры, и премьеры, а то и в президенты... Россия - не гоночная машина - порулил, покатался и вылез. А после этого всю страну трясет как в лихорадке." В этих словах и намека нет на негативные последствия "планового хозяйства". Завлабы все это нарулили - такая оценка вполне могла бы вызвать (да и не раз вызывала) аплодисменты на скамьях оппозиции.

     Но дело не свелось к метанию полемических стрел в недавних соратников. Премьер предложил программу неотложных мер, которые обещал осуществить за два-три месяца. В их числе значилось усиление налоговой службы, упрощение и упорядочение взимания налогов, а в ноябре 1994 года - Налоговый кодекс. Программа предусматривала отказ от индивидуальных льгот предприятиям и регионам. Премьер обещал жесткий контроль за своевременным доведением до адресатов бюджетных ассигнований и их целевым использованием. Намечалась коренная перестройка бюджетных вазимоотношений с регионами. Давался двухнедельный срок для внесения предложений по совершенствованию системы цен и тарифов на электроэнергию и услуги железнодорожного транспорта.

     Как видим, практически все, за что ныне бьется под руководством все того же премьера реорганизованный кабинет, планировалось совершить три года назад! Шла речь и о том, чтобы покончить с задержками зарплаты, и о новых механизмах социальной защиты. Премьер говорил о том, что невозможно допустить, чтобы разрыв в доходах между самыми низкодоходными и высокодоходными группами был 10-11-кратным (сейчас он по официальным данным более чем 12-кратный, а по мнению некоторых исследователей - более чем 20-кратный).

     Наконец, премьер обещал добиваться снижения ежемесячного уровня инфляции к концу года до 7-9 процентов. Тут-то и ждала его неудача, с которой были связаны почти все прочие неудачи. Неудача тем более поразительная, что вроде бы и напрягаться особо не требовалось: в том самом месяце, когда это говорилось, в марте 1994 года, потребительские цены возросли как раз на 9 процентов. Казалось, это бы только и удержать. В августе инфляция снизилась до рекордно малого на тот момент уровня: 4 процента. Но в октябре было 15, в ноябре 14, в декабре 16. Именно то, что в мартовском докладе премьера было названо ключевой задачей, выполнено не было.

     Сегодня все знают, что случилось: между радужными надеждами весны и холодной зимой пролег "черный вторник", когда курс доллара в рублях подскочил на 30 процентов в один день, соответственно поднялись цены, а долларовый "вес" среднероссийской зарплаты с 107,2 в сентябре упал до 88,5 доллара в октябре. Весь 1995 год ушел на восстановление того, что было потеряно для реальных доходов россиян в один этот день.

     Тогда, 11 октября 1994 года, нарыв только лопнул. Назревал он с начала года, когда стала проводиться финансовая политика, почему-то именовавшаяся умеренно жесткой. Именно эту политику государственных послаблений бесчисленным просителям реальный политик и опытный хозяйственник Виктор Черномырдин противопоставил прежнему жесткому курсу "завлабов", про себя надеясь, что они уже достаточно укротили инфляцию и можно больше не опасаться ее.

     Надо отдать ему должное: он действительно реальный политик. Полученные уроки он усваивает крепко и явных ошибок не повторяет. Потратив год на ликвидацию последствий собственных ошибок, он стал самым твердым противником послаблений в денежной политике. Известно, что и сама идея реорганизации кабинета и возвращения в правительство Анатолия Чубайса принадлежит Черномырдину. Он здраво оценил деловые способности Чубайса, которого когда-то не жаловал. Он здраво оценил и недееспособность своего "застойного правительства".

     Но ведь он же и сформировал этот кабинет. Сам поставил энтузиаста хрустальной мечты о скоростной магистрали Большакова над здравомыслящим экономистом новой формации Потаниным - и сам понял истинную цену Большакову. Сам был доволен умилительным взаимопониманием с Думой по поводу катастрофического бюджета-97 и сам поддержал секвестр. Сам хотел реорганизации кабинета и сам насмерть стоял за сохраннение Бабичева и Серова, которые в таком кабинете, мягко говоря, не совсем смотрятся. Претерпевало зигзаги и его отношение к войне в Чечне и к союзу Беларусь-Россия. Такой у нас премьер: сам промахнется, сам и исправится. Точно сказал однажды Гайдар: Виктора Степановича надо беречь, ведь еще ни одна страна не платила так дорого за экономическое образование одного человека.

     СКОВАННЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ

     Можно ли свести все к пробелам в экономическом образовании да к понятному желанию видеть рядом людей привычного склада? Еще из О.Ламбсдорфа: "...В России возникла система олигархических кланов. Они конкурируют между собой за влияние и власть, а также за конкретные выгоды... для них важны собственные интересы, а не интересы общества. Их объединяет также тесное переплетение с политикой, т.е. с властями в Москве и регионах. Эти кланы уклоняются от любого демократического контроля и, наоборот, ставят палки в колеса демократического развития. Именно эти олигархические кланы фактически стоят у власти в Москве, а также в российских регионах."

     Конечно, не один премьер повинен в том, что у нас такая власть. И наследие советского времени, и бешеное сопротивление реформам со стороны оппозиции, и катастрофическая ошибка президента, допустившего войну в Чечне - все тут сказалось. Вопрос уже не в том, кто больше виноват в создании такой системы власти. Вопрос в том, кто способен ее исправлять.

     Общество с интересом ждало, что получится, когда новые вице-премьеры возьмутся за Газпром, наиболее близкий сердцу премьера. Пришлось убедиться: Газпром Черномырдину дорог, но Россия дороже. Так и должно быть, на то он премьер. Но Газпром-то дорог, это тоже видно. Не все гладко прошло с этой супермонополией, и управление государственным пакетом акций у Вяхирева так и не отобрали - а ведь собирались.

     Обстоятельства таковы, что вся троица - премьер и два первых "вице" - скована одной цепью, друг без друга они главных своих целей не достигнут. Но постоянно ощущаются за их единством - отнюдь не показным - какое-то напряжение, какие-то подавляемые комплексы. Это учуяла и оппозиция: ее политики и идеологи перемежают привычные нападки на премьера попытками "защитить" его от его собственных соратников.

     Впрочем, защищают они не столько премьера, сколько себя. Замечателен опубликованный "Советской Россией" анонимный документ, якобы раскрывающий антипарламентский план президентской команды: после вотума недоверия правительству распустить Думу и провести досрочные выборы на основе исправленного закона - без голосования по партийным спискам. Откуда они взяли этот документ, не знаю, но план, по-моему, недурен. Разве что рановато: не раньше, чем в будущем году созреют условия для действий по такому сценарию. Требуется время, чтобы избиратели оценили усилия реорганизованного кабинета. Если же серьезно, то проблема в том, что именно сейчас действия правительства должны быть точными, как никогда прежде.

     Шесть лет лаборатория конъюнктурных опросов Института экономики переходного периода сообщает о результатах опросов сотен директоров промышленных предприятий. Шесть лет я ежемесячно получал однообразно мрачные оценки. В январе 1997 года впервые стали звучать новые ноты. Листок за апрель поразил небывалым общим тоном. Прогнозы изменения производства последние три месяца сохраняют лучшие значения за все время опросов. Прогнозы изменения цен вновь снизились. Прогнозы изменения спроса последние месяцы сохраняют лучшие значения за все время опросов. Прогнозы изменения занятости за шесть месяцев улучшились на 20 пунктов.

     Один директор может ошибиться в оценках, все вместе - никогда. Да и не только прогнозы меняются к лучшему. В первые месяцы нынешнего года, в отличие от семи предыдущих лет, нет промышленного спада. Есть основания полагать, что начало экономического роста возможно в близком будущем.

     Возможно, если правительство не сделает новых крупных ошибок. Продолжение надоевшего танца (шаг вперед-шаг назад) теперь было бы уж совсем непростительно. И работу исключительно по вызову на пожар правительству пора бы закончить. Сможет ли?-