Конец сезона в Большом театре. Почти по Добролюбову

     Главный театр державы, как величали его в прошлой жизни, Большой завершает 221-й сезон премьерой оперы П.И.Чайковского "Иоланта". Новая версия заменила собой старую, шедшую с 1974 года. Официальная цена билетов в партер - до 100 тысяч, а у спекулянтов - цены свои, для иностранцев не менее 50 долларов. Постановка интересная, но спорная, как, впрочем, все, что происходит в последнее время в Большом. Герой и главное событие спектакля - 33-летний маэстро Павел Сорокин, ученик Ю.Симонова и Л.Бернстайна, любимец М.Ростроповича. Когда он дирижирует в эти стены возвращаются красота и гармония истинного музицирования, о котором здесь почти забыли. Сорокин в театре 14 лет, но "Иоланта" его первая премьера.

     Большой переживает сегодня трудные времена. Это далеко уже не тот Большой, который принято считать русским мифом. С приходом нового руководства все привычные представления о художественной норме круто перевернулись, Оторванность от мирового театрального процесса и замкнутость руководства на личных амбициях уже не секрет. Любые комментарии и оценки со стороны воспринимаются в штыки как происки врагов (даже если они исходят от коллег или авторитетов в искусстве). Так, например, тостуя на банкете в честь предпоследней премьеры сезона - "Аиды", вызвавшей резкое неприятие у всех здравомыслящих почитателей Большого, Владимир Викторович вскочил на стол и провозгласил спектакль чуть ли не лучшей "Аидой" века.

     Вместе со старыми традициями, которые худо-бедно, но были живы еще при Лазареве, в Большом театре умирает его животворящий дух. Вырождается порода, уходит профессионализм. Если говорить об оперной труппе, то мастеров экстра-класса в ней осталось наперечет, и возглавляют этот "караул почета" Елена Образцова и Юрий Мазурок. Голосам европейского уровня вроде Нины Терентьевой, Марины Мещеряковой, Ларисы Рудаковой, Сергея Кунаева etc. спектакли дают редко. Многие спасаются работой на Западе, но театр не поощряет свободное творчество своих солистов. Переход на контрактную систему ничего принципиально не изменил, оставив в целости и сохранности театральное крепостное право. Яркую в артистическом отношении молодежь до последнего времени не брали, предпочитая средний уровень. Придя в Большой художественным руководителем, Владимир Васильев обещал нам, что спектакли будут ставить режиссеры Ф.Дзеффирелли, А.Кончаловский, Н.Михалков, М.Захаров, С.Соловьев, дирижеры С.Озава, К.Аббадо, Г.Рождественский. Где все это? Ставят, рисуют, дирижируют часто не те. Некогда мощный и слаженный оркестр перерождается в руках главного дирижера Петера Феранеца. Музыканты, хор и певцы жалуются, что дирижер буквально мешает, не дает играть и петь хорошо (хаотичная мануальная техника, непредсказуемые темпы, путаница со вступлениями оркестровых групп, неконтакт с хором и солистами). И как всегда бывает в ситуациях строгого режима, начинается брожение, расслоение "за" и "против" и все такое прочее. Иными словами, революционная ситуация в Большом театре, похоже, становится перманентной.

     И вот "Иоланта". Казалось бы, чего от нее ждать? Простая вроде бы житейская история о том, как прозрела дочь провансальского короля Рене. К тому же мало населенный, камерный спектакль, не требующий много времени и средств. Постановки советской эпохи приучали нас именно к такой простоте-примитивности. Но на самом деле не так все просто в этой прощальной опере Чайковского, в этой неразгаданной загадке о смысле бытия. Наконец-то со сцены Большого зазвучал первоначальный текст Модеста Чайковского, в котором много мистицизма и символов. А когда речь идет о плотском и духовном, о зрении подлинном и мнимом, когда повсюду Бог и божья благость, тут уж не до бытового и психологического правдоподобия, как раньше.

     Постановщики попытались создать на сцене напряженный образ мира-тюрьмы, где единственная живая душа - добрая дурочка Иоланта, слепая, но ясновидящая. Многих шокировала световая гамма Сергея Бархина в декорациях и костюмах (к примеру, гранитный грот-алтарь с гобеленной росписью на фоне таких же тряпичных ядовито-синих колонн), но вопреки здравому смыслу сквозило что-то в этом завораживающее. Столь же экстравагантна режиссерская трактовка Георгия Ансимова, особенно если учесть его маститость и профессорское звание. Каждый сольный номер и ансамбль режиссер решил в духе гитисовских игровых этюдов. Но одно осталось непонятным: что же все-таки приобрела слепая, увидев свет, коль скоро ее внутреннее зрение было сильнее - неужто только плотские гримасы окружающего мира и облик любимого мужчины?

     Ближе всех к истине подошел музыкальный руководитель постановки Павел Сорокин, одухотворивший партитуру чистым и душистым звучанием. Ему удалось общаться с музыкой Чайковского на языке автора, от сердца к сердцу, и оркестр показал лучшее, на что еще способен. Да это и немудрено, ведь "Иоланта" сопровождает дирижера с самого раннего детства - его мать, лирическое сопрано Большого театра минувших лет Тамара Сорокина была незаменима в этой опере, спев главную партию 300 раз - больше, чем кто-либо. Сегодня образ Иоланты примеривает на себя Елена Евсеева, молодая официозная прима нынешнего Большого (естественно, что все премьеры ее). Этот слабоватый и жесткий голос с напряженным верхом не способен услаждать слух, - но несовершенство природных данных артистка искупает трогательной интонацией и обезоруживающей искренностью поведения. Научиться быть обаятельной на сцене - это тоже своего рода прозрение.

     Нежная и страстная мелодия "Иоланты" как луч света прорезалась сквозь серые тучи, нависшие над театром. Станет ли этот луч началом рассвета, подобно тому как в финале спектакля вспыхивает освещение в зрительном зале? Дай-то Бог! Пока же ясно одно: вместе с "Иолантой" в двери Большого театра вновь постучалась Музыка.

     Первой премьерой следующего сезона должна стать опера С.Прокофьева "Любовь к трем апельсинам". Ставить приглашен Питер Устинов. Наберемся терпения.