Среда. Вахтанговский театр. На подходе к нему оцеплены все арбатские дворы, которые воспел их великий Дворянин.

     Накануне чиновник с долгой памятью ("вы помните, какое человеческое месиво было в 1980-м? С конной милицией Высоцкого хоронили") советует заказать пропуск, чтобы попасть на гражданскую панихиду. Ранним утром становлюсь в хвост бесконечной очереди, которая начинается прямо от метро "Смоленская". Это не очередь. Это святое Братство тех, кто дежурил по апрелю, кто садился в последний троллейбус, кто брался за руки, чтоб не пропасть по одиночке, кто до сих пор верит в некий мифический оркестрик под управлением любви.

     Близкие друзья поэта часто говорили, что он единственный из великих, кто за всю жизнь ни на грамм не продемонстрировал своей исключительности.

     Жаль, Булат Шалвович, что сегодня такой исключительный случай выдался. Вы молчите, а все вокруг говорят, говорят.

     "Умирать не страшно - страшно не жить" - эту вольтеровскую фразу Окуджава часто повторял. И иногда сам себе противоречил, скорее нас убаюкивал: раз оттуда никто не вернулся, значит там благодать.

     Сегодня Булата Шалвовича похоронят на Ваганьковском кладбище. Ольга Владимировна, Оля, которой посвящено бесчетное количество стихотворений, тихо попросила защиты от народостояния. пусть в те минуты будут семья и самые близкие друзья. Грех не расслышать просьбу самого близкого поэту человека. Тем более, что помянуть может каждый из нас. Помянуть - значит помнить. Протяните руку к старой пластинке.

     "Не мучьтесь понапрасну: всему своя пора.

     Траву взрастите - к осени сомнется.

     Вы начали прогулку с арбатского двора,

     к нему-то все, как видно, и вернется".